Стоковые изображения от Depositphotos
Писатель, публицист
Когда мне был всего 21 год, я прилетела покорять Лондон. И почти сразу же влюбилась. В серба. Имя он имел традиционное – Иван. После двух или трех случайных встреч в ресторане, где я подрабатывала после учебы, Иван пригласил меня на свидание. Вечером мы встретились в баре на берегу Темзы. Много болтали, потом решили прогуляться. Потом он ушел заплатить за ужин. Потом пропал. Еще через несколько минут ко мне подсели двое мужчин, представились, показали заламинированные удостоверения и сообщили, что мой спутник якобы был племянником Радована Караджича и является разыскиваемым сербским полевым командиром. Ивана погрузили в машину и увезли. Никогда и нигде я больше о нем не слышала. Как и о том, что у Караджича воевали какие-либо племянники, тем более пятнадцатилетние командиры: Ивану в 2006 году было двадцать шесть.
В родной нашей Тюмени я о Сербии, конечно, знала. В 1990-е я смотрела новости о событиях в Югославии. А в 2000-е наш город увлекся югославским кино. О югославской гражданской войне мы узнавали по лентам Кустурицы, Драгоевича. Видели фильм Даниса Тановича «Ничья земля» о боснийском солдате, под которого заложили мину, и он оказался не нужен никому, кроме случайно оказавшегося рядом сербского бойца.
Все это воспринималось тогда как элемент культуры. Само выражение «гражданская война» вселяло в нас ужас. О ней мы знали по учебникам советской истории: красный террор, белый террор, офицеры баржами, хлеб со стеклом. Ужас. То, что человек не должен был бы никак пережить, но пережил.
В 1990-е гражданской войны особенно боялись. Потому что всюду нам твердили: главное, что не случилось гражданской войны. Ельцину прощали пьяные выходки, разбазаривание промышленности, разоружение армии. «Лишь бы не вторая гражданская». Мое поколение первым учило историю по новым постсоветским учебникам, авторы которых считали нужным напугать нас коммунистами так, чтобы кровь застыла в детских жилах. По телевизору шли бесконечные передачи о жертвах большевизма, военного коммунизма, сталинизма… Гражданская война казалась нам куда страшнее ядерной. Чечню мы почему-то гражданской войной не считали, не было такого отношения к ней в обществе. Сама я ребенком заставала боевые действия в Грузии, но они почти не запомнились.
Зато позже мысль о том, что где-то в Европе много лет шла эта самая гражданская война, вызывала оторопь. Новости из Югославии мною лично воспринимались как репортажи из ада. А фильмы отзывались жутью. Так что, встретив живого человека, пережившего гражданскую войну в Европе прямо на наших глазах, я была глубоко поражена.
Те три вечера, что мы провели с сербом Иваном в разговорах, чрезвычайно меня впечатлили. От него я впервые узнала, что жители бывшей Югославии воспринимали события 1990-х именно как гражданскую войну. Не этнические чистки, не повстанческое движение, а именно гражданскую войну. А вмешательство американцев – как интервенцию. Тоже слово из учебников. Не знаю, учат ли сегодняшние школьники так подробно события столетней давности, но мы учили. И когда я впервые, применительно к югославскому конфликту, услышала про интервенцию, сразу вспомнила Антанту и высадку британцев в Балтийском море.
Тогда, от серба Ивана, которого вскоре увезли в неизвестном направлении офицеры MI5, я впервые услышала о чувстве глубокой обиды за то, что сербам, боснийцам, албанцам, хорватам не дали разобраться самим. Я встречала потом и албанцев. Причем не только в Западной Европе, но и на Балканах. В них с сербами всегда чувствовалось общее горе: опыт интервенции. Эти народы были готовы резать друг друга насмерть, но, вспоминая вмешательство НАТО, солидаризировались между собой.
Я бывала впоследствии в бывшей Югославии не раз и помню, что боснийцы в 2000-е негативно оценивали вмешательство НАТО в конфликт: уничтожая позиции сербов в ходе операции «Обдуманная сила» в 1995 году, натовцы разрушили Сараево и нанесли огромный ущерб Боснии. А в 1999 году Косово пострадало от бомбежек едва ли не больше Белграда: оттуда выбивали сербов. За почти 25 лет Косово и Метохия не восстановились. Регион превратился в европейскую черную дыру, центр киднеппинга, синтетических наркотиков и паленой водки.
Мать серба Ивана в начале 2000-х умерла в Англии от меланомы. Долго в Белграде наблюдала родинку, когда посоветовали удалить, все откладывала. А потом бомбежки, беженство, новая жизнь, несколько лет было не до родинки. Когда она переродилась, дела уже не было никому до ее хозяйки.
Такую же историю я слышала от албанцев. Некоторые регионы Косово и Албании из-за розы ветров и течения грунтовых вод пострадали от урановых бомбежек больше сербских территорий. Многие селения лишились больниц. Косовары умирали от обедненного урана и просто так. И сербы умирали в Косово – косовары отказывались их лечить. Есть фильм «Крестный» о том, как таких сербок оперировал наш акушер-гинеколог. Спас сотни жизней, принял сотни детей. В реальности врача зовут Алексей Ильин. Он и мне делал кесарево. В 2015 году в Петербурге. Как все оказалось близко и как связано: мою жизнь (а я умирала) и жизнь моего ребенка спас врач, натренировавшийся в Югославии на жертвах бомбежек.
В 2007 году я в гостях видела удивительное: серб и косовский албанец избили поляка, узнав, что тот служил поваром в KFOR – миротворческом контингенте в Косово.
А потому что национальное достоинство выше национальных интересов. Интервенция оскорбила это достоинство.
«Мы хотели разобраться сами» – такие горькие слова я слышала не только от сербов, но и от албанцев, от боснийцев.
Во время суда над Милошевичем далеко не все албанцы злорадствовали: высказывались и те, кто понимал унизительность момента для целого региона. Все они были когда-то одной большой страной, с которой оказалось можно так себя вести. А когда судили Радована Караджича, боснийцы тоже смотрели трансляции заседания и чуть не плакали. Нет, им не было жаль Караджича, но он воспринимался как часть общей истории, над которой безнаказанно надругались… Если Косово просило НАТО о помощи, то боснийцы, между прочим, нет. И они отлично знают, что и сами были хороши. А главное – понимают, что для американцев и условных «западных партнеров» ничем не отличались от сербов, в том смысле, что все были на одно лицо и все представлялись мелкими людишками, которых можно безнаказанно бомбить и которым можно помогать без спроса.
В 1995 году «помогатели» совершили более 3200 ударных самолето-вылетов, почти все они пришлись по инфраструктуре Боснии и Герцеговины. Когда открыли слушание по делу Радована Караджича, я была в Белграде. Трансляцию из зала суда на улице смотрели не только сербы. Всем было жаль прежде всего достоинства их некогда общей родины. Все понимали, что и Караджич, и десятки сербских офицеров были выданы МТБЮ в обмен на унизительные финансовые подачки и обещание евроинтеграции. А до того сербов заставили выдать Слободана Милошевича. Условием предоставления стране средств на восстановление от бомбежек был арест Милошевича до 1 апреля 2001 года. Того самого Милошевича, который накануне отказался от власти в результате бульдозерной революции: пожалуй, первой в череде однотипных событий, когда кандидат в президенты от оппозиции выводит народ на улицы, заявив о несогласии с результатами выборов. Милошевич тогда испугался новой войны и сам сдался. Новая власть арестовала его за несколько часов до истечения ультиматума.
Денег ей в итоге дали гроши, а переговоры о евроинтеграции Сербия ведет до сих пор. За 22 года она уже расхотела в Евросоюз: теперь эту идею поддерживают лишь 37% населения.
Но отказаться не дадут, да и неудобно: заплатили огромную цену, можно сказать, растоптанную и разбомбленную страну заставили ради европейской идеи ползать на брюхе. Вдвойне оскорбительно, что даже на пике евронастроений западный курс и вхождение в ЕС поддерживало немногим больше половины сербов.
Сегодня Сербия – образец растоптанного достоинства. Сначала в стране спровоцировали этнические конфликты. Не забывайте, что за боснийцев воевали те же моджахеды, что до того были в Афганистане и Чечне. Ввергнув государство в гражданскую войну, «западные партнеры» провели против нее две кровавые операции устрашения с бомбардировками. В сентябре 2000 года Белградский окружной суд приговорил лидеров стран НАТО и ряд генералов к огромным срокам за преступления против Сербии. Через три дня прозападные политики вывели толпу на улицы и сместили Милошевича, еще через полгода Сербия продала бывшего президента за деньги от того же Клинтона, Ширака и Блэра, которых сама же приговорила к 20 годам тюрьмы.
Унижение за унижением. Только эта страна пытается сама решать свои проблемы, как ее ставят на колени и щелкают ей по носу. Будь то договоренности о свободном передвижении, о взаимном признании автомобильных номеров или об экономических отношениях, как появляются разные «партнеры» и начинают эскалировать конфликт.
Вы знаете, у меня было время немного изучить этот регион, и я бы с высокой долей уверенности заявила, что Сербия и Косово устали от противостояния и что они не прочь усилить сближение. Но вот их снова сталкивают лбами.
Есть страны, которые сейчас сидят на двух и трех стульях. К чему экивоки, мы эти страны все хорошо знаем. А есть страна, вот уже 20 лет сидящая вообще без стула. В полуприседе. Это Сербия. На Запад не хочет, никогда там не была, обиды простить не может, тем более что у нее прощения никто и не просил, даже после откровений Карлы Дель Понте о фальсификации материалов МТБЮ. Но Сербию все равно, как собачонку на петле, волокут в светлое будущее все те же помогатели.
Страну унижают, бомбят, заставляют каяться, выдавать своих граждан, выписывают подачки, но до конца их не выплачивают, манят Европой, но не впускают. Маленькая страна в сердце Европы, за неполные 30 лет пережившая несколько гражданских войн и череду оскорблений. Кажется, сегодня у Сербии снова проблемы. В 1999 году ей предлагали вступить в ОДКБ, но Сербия долго думала. Спустя полгода России пришлось не впервой спасать ее без всякого ОДКБ. Сегодня в стране снова слышны разговоры о необходимости срочно и окончательно развернуться к России, а заодно – к Китаю. Потому что, кажется, в Белграде новая бульдозерная революция, а в Косово новая бойня. Только России теперь не до братушек. Знаете, о чем пишут сербы? Что НАТО пользуется занятостью России, чтобы раздавить Сербию. Зачем это Западу, непонятно, почему они так вцепились в сербов? Разбомбили, растоптали, унизили, обманули с вступлением в Евросоюз.
Сербы с косоварами устали бить друг друга по голове на забаву публике. И албанцы, и боснийцы давно поняли, что никому до них нет дела. Как в «Ничьей земле»: лежит живой босниец на мине, стоит над ним серб. Миротворцы ООН приехали, поохали и отправились пить чай. Этот фильм получил приз Каннского кинофестиваля. Он о том, что в реальности югославские народы никому, кроме друг друга, не нужны, так что им следует принимать решение исключительно по собственному желанию: к чему душа лежит, то и нужно выбирать. Потому что те, кто подкладывал под них мины и бомбил их ураном, ничего делать не будут.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.
По сообщению сайта Газета.ru